Поздравляя российских евреев с Новым годом, председатель правительства Виктор Черномырдин отметил их значительный вклад в развитие русской науки, культуры и обороны и выразил надежду на активное участие евреев в возрождении России. Такого не позволяли себе ни русские самодержцы, ни советские лидеры. Виктор Черномырдин — не забудем — был первым политиком такого уровня, который встретился с лидерами еврейской общины в США и заверил их, что возврата к прошлому не будет. Речь шла, разумеется, о политике государственного антисемитизма, которую интернационалистское советское руководство проводило со староимперской основательностью и большевистской целеустремленностью. (А. Дикий. Евреи в России и в СССР)
Поскольку национальная политика ВКП(б) — КПСС была вне критики, считалось, что так называемый еврейский вопрос в СССР давным-давно решен. Поэтому и из писаной истории выбрасывались целые главы — например, об ужасающих еврейских погромах, учиненных Богданом Хмельницким или конармейцами Буденного; об участии белорусов, литовцев и украинцев в геноциде евреев на оккупированной нацистами территории, на которой погибли полтора миллиона евреев — каждый четвертый, павший жертвой Катастрофы (Ю. Граф. Миф о Холокосте). К середине 30-х годов в Советском Союзе была свернута вся работа по изучению истории евреев в России и прекратились публикации по этой теме.
Президент Горбачев лишь за несколько дней до Беловежского соглашения публично высказался в связи с очередной годовщиной трагедии Бабьего Яра. Евреев как бы не было, «птенец гнезда Петрова» барон Шафиров и Владимир Высоцкий, Юлий Харитон и Вениамин Каверин были «денационализированы». Десятилетиями возделывалась почва для того типа сознания, которое именуется мифологическим и для которого важно не понять явление, а определить свое к нему отношение по принципу «свой — чужой».
Впрочем, в последние годы написано об этом много. Так много, что даже привыкнуть успели. Да и накал «околоеврейских» страстей, похоже, пошел на убыль: место евреев стремительно занимают «лица кавказской национальности». Среди журналистов стало едва ли не хорошим тоном напоминать читателям — зрителям — слушателям, что терроризм-то в России — с чеченским лицом.
Писатель Борис Хазанов назвал антисемитизм «универсальной школой зла». Еврейский философ и теолог Эмиль Факенхайм писал: «Евреи в Освенциме были не представителями одной из низших рас, но скорее прообразом, исходя из которого определялось само понятие низшая раса. И движение национал-социалистов достигло успеха лишь тогда, когда стало антиеврейским. И когда все другие нацистские планы потерпели крушение, осталась одна цель — уничтожение евреев».(Ю. Граф. Миф о Холокосте) Универсальность школы зла именно в этом: натренировавшись в антисемитизме, ученики успешно опознают врагов во всех, кто «не с нами». Нынче низшей расой становятся все, кто противостоит имперской политике.
Историю антисемитизма в России принято начинать с глухо упомянутого в летописи избиения евреев во время восстания в Киеве в 1068 году. Однако маловероятно, чтобы это была осознанно антисемитская акция: били-то в первую очередь княжих людей, грабили епископский двор. Историков, впрочем, понять можно: это первое упоминание в документах о евреях и их избиении. Труднее понять филологов, которые десятилетиями восхищались патриотическим духом «Слова о законе и благодати», произнесенного митрополитом Илларионом, видимо, при открытии киевской Софии. Именно это произведение позволяет лучше понять один из аспектов русского антисемитизма — аспект православный, христианский.
Случилось это в 1054 году. «Слово» считается одним из краеугольных камней русской словесности и изучается на филфаках университетов и институтов вот уже несколько десятилетий как образец патриотической риторики. Под «законом» митрополит подразумевал Ветхий завет, то есть книги, составляющие основу иудаизма, под «благодатью» — Новый завет, в первую очередь, разумеется, Евангелия.
Рассматривая Ветхий завет как узконациональную правовую норму, Илларион писал: «Иудеи веселятся о земном, христиане же пекутся о небесном. И кроме того, оправдание иудейское скупо и завистливо, оно не простирается на другие народы, но остается в одной Иудее; напротив, христианское спасение щедро и благостно, растекается на все земли». Сегодня эти рассуждения представляют интерес филологический или богословский, тогда же они были инструкцией для общества и властей. Тем интереснее его «Слово», что оно не имело никакой исторической основы. У русских тогда не было практически никакого опыта общения с иудеями. Откуда же антииудейский пафос киевского митрополита? Да из Нового завета.
На днях в издательстве «Наука» вышла составленная Зоей Крахмальниковой книга «Русская идея и евреи. Роковой спор. Христианство. Антисемитизм. Национализм», в которой опубликована примечательная статья историка Сергея Лёзова «Национальная идея и христианство» — центральная для понимания идеи этого сборника. Сергей Лёзов — единственный русский историк, размышляющий о судьбах христианства после Освенцима и ГУЛАГа, что имеет прямое отношение к данной теме.
Русские православные обычно раздраженно реагируют на его анализ Евангелий как источник антисемитизма, хотя в протестантском и отчасти католическом богословии последнего времени эта мысль стала едва ли не общим местом. Он пишет: «Давайте подумаем, что могла значить для судьбы евреев новозаветная идея Церкви как нового избранного народа Божьего, нового Израиля? Только одно: устранение «старого Израиля» из истории как сыгравшего свою роль источника единственно верного учения».
Однако настоящий, то есть «старый», Израиль был все еще жив, и тогда «появляется самая зловещая сторона мифа о дурных евреях: в христианском сознании они стали служителями дьявола и врагами бога, намеренно умертвившими Спасителя и тем самым — помимо воли — ставшими орудиями Провидения». Евреи для христиан — палачи Христа. Именно в Евангелиях мы находим пароль христианского антисемитизма: «Весь народ сказал: пусть кровь его будет на нас и на детях наших» (Матфей, 27:25) и ключ к христианскому варианту жидо-масонского заговора: «Отец ваш дьявол, и вы хотите исполнять желания отца вашего» (Иоанн, 8:44).
«Инструкция» Иллариона логично вписывается в антисемитскую политику Церкви, которая отразилась в «христианнейшей» политике светских властей. Историк Рауль Хилберг выделяет три типа антиеврейской политики, следовавших один за другим начиная с IV века от Р.Х. — с той поры, как христианство стало государственной религией в Римской империи: обращение в христианство, изгнание, в том числе в гетто, и уничтожение: «Христианские миссионеры говорили нам, в сущности, следующее: вы не имеете права жить среди нас как евреи. Пришедшие им на смену светские правители провозгласили: вы не имеете права жить среди нас. Наконец, немецкие нацисты постановили: вы не имеете права жить…»
Осознав преемственность, связь германского нацизма с новозаветным антииудаизмом, католические и протестантские богословы пришли в ужас: «Сегодня Освенцим надвигается на нас, как суд над нашим христианством, над прошлым и нынешним образом нашего христианского бытия, и более того — если смотреть глазами жертв Освенцима — он надвигается на нас, как суд над самим христианством. И еще: Освенцим надвигается на нас, как призыв к покаянию-обращению. Должна измениться не только наша жизнь, но и сама наша вера… Освенцим зовет к тому, чтобы сегодня мы услышали Слово Божие совсем не так, как нам передали его наши теологические учителя и проповедники старших поколений.
Это покаяние-обращение затрагивает сущность христианства как мы понимали ее до сих пор» (Фридрих-Вильгельм Марквардт).
Потрясение это вызвано тем простыми ужасным фактом, что в Освенциме дети одного Бога оказались отделены друг от друга «всего-навсего» печной дверцей крематория. Было бы наивно обвинять в этом митрополита Иллариона, но было бы нечестно не видеть в его «Слове» начала той небезобидной традиции, которая в конце концов привела к Освенциму и ГУЛАГу.
Почерпнутое в Византии русское миссионерство, выразившееся позднее в идее Третьего Рима (Б. Башилов. Тишайший царь и его время), естественно, стремилось вытеснить единственный известный в то время «избранный» народ — евреев. Москва постепенно становилась «излюбленным Израилем», столицей нового Божьего народа. Идея эта вызревала в условиях монгольского ига, которое не было, вопреки мнению писателя Бориса Васильева, обычным отношением сюзерена и вассала, поскольку сюзерен был «поганым» — иноверцем.
Для людей той эпохи это означало, что ими правят собаки или лошади, а то и сам дьявол. В условиях напряженного противостояния иноверцам всякий неправославный считался не просто чужим, но — врагом. Иго — первая ступень школы зла, где евангельский антисемитизм в форме ксенофобии постепенно превращался в неотъемлемую часть московской имперской идеологии, роль которой в России вплоть до октября 1917-го играло православие.
Антисемитизм в России, подобно Афине Палладе, родившейся из головы Зевса и вышедшей в полном вооружении, явился в зрелом виде во второй половине XVIII века, когда в состав империи вошли польско-белорусские и польско-украинские земли с еврейским населением. Рядом указов Екатерины II иудейское население было ограничено в правах, а указом 1796 года была установлена так называемая черта оседлости. При Николае I антиеврейское законодательство становится репрессивным. Известно, например, что евреям-извозчикам запрещалось доставлять в Петербург воспитанников Полоцкого кадетского корпуса, но, поскольку других извозчиков в Полоцке не было, главный начальник военно-учебных заведений ходатайствовал о разрешении евреям возить кадетов хотя бы до Пскова. Резолюция государя на прошении гласила: «Согласен, но не до Пскова, а до Острова» (1848 год).
В конце века за поимку двух грабителей назначалось вознаграждение такое же, как за поимку еврея, бежавшего из черты оседлости. Погромы и репрессии против евреев вынудили министра финансов Н. X. Бунге заявить на заседании правительства: «Если же кредит наш, к крайнему прискорбию, отчасти и потрясен принимавшимися в последнее время мерами, то несравненно более грустных последствий следует ожидать от утверждения проектированных по отношению к многомиллионному еврейскому населению крайне стеснительных правил, при действии которых евреям остается только одно — выселиться из России». В 1882—1908 годах 80 процентов всей еврейской эмиграции в США составили российские евреи.
Общественную атмосферу того времени передают газеты, активно участвовавшие в деле приказчика еврея Бейлиса (О деле Бейлиса), обвиненного в ритуальном убийстве христианского мальчика. Вот что писала газета Союза русского народа «Русское Знамя» в 1913 году: «Правительство обязано признать евреев народом, столь же опасным для жизни человечества, сколь опасны волки… скорпионы, гадюки, пауки ядовитые и прочая тварь, подлежащая истреблению за свое хищничество по отношению к людям… Жидов надо поставить, искусственно в такие условия, чтобы они постоянно вымирали: вот в чем состоит ныне обязанность правительства и лучших людей страны».
«Новое Русское Слово», 4 ноября 1994 года
