Один из самых блестящих и привилегированных полков русской армии, гвардейская тяжелая кавалерия — кавалергарды! Полк, воспитавший братьев Левенвольдов и Давыдовых, М. Лунина, Н. Репнина, Н. Депрерадовича, Ф. Уварова, обессмертившая себя в сражениях под Аустерлицем, Бородино, Фершампенуазом.
История славных кавалергардов начиналась так: 30 марта 1724 года к коронации императрицы Екатерины I, состоявшейся 7 мая 1724 года, в качестве ее почетной стражи был сформирован Кавалергардский корпус. С течением времени это формирование, комплектовавшееся из представителей знатных российских фамилий, видоизменялось, распускалось и образовывалось снова. Так продолжалось до тех пор, пока 11 января 1800 года, через год после очередного учреждения Кавалергардского корпуса, Павел I не переформировал его в трехэскадронный лейб-гвардии Кавалергардский полк, на одинаковом положении с другими гвардейскими полками без сохранения привилегии набора исключительно из дворян.
После большой реорганизации армии, проведенной Александром I, полк получил пяти-эскадронный состав, определенный новым штатом полка. По штату 1804 года полк должен был иметь такие строевые чины: 1 шеф полка, 1 командир полка, 5 эскадронных командиров, 5 ротмистров, 5 штабс-ротмистров, 13 поручиков, 11 корнетов, 5 вахмистров, 10 эстандарт-юнкеров, 60 унтер-офицеров, 660 кавалергардов, 5 квартирмейстеров, 1 литаврщик, 1 штаб-трубач, 15 трубачей и др. — всего 991 человек. А каждый эскадрон делился на 4 взвода. У Кавалергардского полка был и оркестр из 25 музыкантов (два фагота, четыре валторны, четыре флейты, две медные трубы, один контрафагот, один тромбон, два серпиона, один треугольник, тарелки и бубен и др.).
Кавалергардская форма дольше, чем форма других полков, сохраняла черты Павловского времени. Лишь в 1804 году кавалергарды получили характерные для начала XIX века мундиры фрачного покроя — белые двубортные колеты с высокими воротниками и короткими кавалерийскими фалдами. Их дополняли белые лосиные панталоны в обтяжку и высокие ботфорты. Головным убором для строя служила каска из толстой кожи с пышным волосяным плюмажем. Она надежно защищала голову от поражения холодным оружием. Кирасы, давшие название полкам тяжелой кавалерии, были отменены еще в середине 1801 года, однако боевая практика вскоре показала преждевременность такой экономии. Кавалергарды получили их летом 1812 года.
Шефом Кавалергардского полка был назначен генерал Федор Петрович Уваров, остававшийся в этой должности до самой смерти (1824 г.). Не имея прямых наследников, Уваров завещал 400 тысяч рублей на сооружение памятника «В знак признательности подчиненным-гвардейцам». На эти деньги и были сооружены в Петербурге Нарвские триумфальные ворота, открытые 18 августа 1834 года. Надо заметить, что пожертвование различных сумм офицерами на поддержание «порядка воинской службы среди нижних чинов» не являлось чем-то особенным. Например, А. С. Апраксин установил пять стипендий в полку, большую (100 рублей) — старшему вахмистру эскадрона и четыре младшие (по 50 рублей), которые вручались «лучшим и достойнейшим людям эскадрона». А Р. Е. Гринвальд установил стипендию «тому нижнему чину эскадрона, который в продолжение истекшего полугодия при отличном поведении окажется лучшим ездоком».
С 1803 по 1823 год полковым командиром кавалергардов был Николай Иванович Депрерадович — боевой генерал, участвовавший во всех сражениях во время войны с наполеоновской Францией. Два сына Депрерадовича тоже служили в его полку.
Портреты обоих генералов сейчас можно видеть в Военной галерее Зимнего дворца.
Боевое крещение, и славное, и трагическое, кавалергарды получили 20 ноября 1805 года под Аустерлицем. Как известно, тогда союзные войска рассчитывали, что обеспечат себе победу над Наполеоном, но потерпели поражение.
Русская гвардия оказалась на направлении главного удара французов и вынуждена была отступать перед значительно превосходящими ее силами, имея позади себя полузамерзший, с топкими берегами Раустицкий ручей. Кавалергарды подоспели уже в критический момент сражения. Переправившись по плотине через ручей, три первых эскадрона развернулись вправо, сдерживая натиск французской пехоты и прикрывая отход разрозненных групп преображенцев. 4-й и 5-й эскадроны пошли прямо на выручку Семеновского полка, с трудом отбивавшегося от конных егерей французской гвардии и мамелюков.
«Мы увидели перед собой, шагах в 400 от переправы, нашу пехоту — семеновцев, окруженных французской кавалерией, отбивавшей у них знамена. Кругом ни вправо, ни влево не было видно русских частей, видны были лишь кучки бегущих, а общим фоном этой картины служила сплошная стена французской пехоты» — так писал впоследствии командир 4-го эскадрона полковник князь Н. Г. Репнин-Волконский А. И. Михайловскому-Данилевскому.
4-й эскадрон, с примкнувшим к нему по пути 1-м взводом корнета А. И. Альбрехта, ринулся на помощь семеновцам, сминая французских кавалеристов. В схватку вмешались еще три эскадрона французов, которые, охватив кавалергардов с обоих флангов, замкнули кольцо окружения. Около 15 минут шла ожесточенная рубка, пока к французам не подоспели четыре эскадрона конных гренадер. Громадные всадники обрушились на кавалергардов с криком: «Заставим плакать петербургских дам!» Отчаянные попытки товарищей выручить попавший в беду эскадрон не удались
Однако удар кавалергардов позволил частям гвардейской пехоты выбраться за ручей, за ними отошла и наша кавалерия. А окруженный эскадрон продолжал сражаться до конца. Большая часть людей погибла, остальные попали в плен, будучи почти все раненными. Вырваться из вражеского кольца сумели лишь «осьмнадцать человек», о которых упоминает в романе «Война и мир» Л. Н. Толстой. Из полка в сражении выбыло 1\3 офицеров и 226 нижних чинов,
Офицеры же героического эскадрона, попавшего в окружение, все были ранены, а затем пленены. Некоторые держались на ногах, и их подвели к Наполеону.
— Кто старший? — осведомился император. Ему назвали князя Репнина.
— Вы командир Кавалергардского полка императора Александра? — спросил Наполеон.
— Я командовал эскадроном, — ответил Репнин.
— Ваш полк честно выполнил свой долг!
— Похвала великого полководца есть лучшая награда солдату.
— С удовольствием отдаю ее вам. Кто этот молодой человек рядом с вами?
— Это сын генерала Сухтелена, он служит корнетом в моем эскадроне.
— Он еще слишком молод, чтобы драться с нами, — заметил Бонапарт.
И юный Сухтелен (ему было 17 лет, как и уже упоминавшемуся А. Альбрехту; он был ранен в голову и ногу) воскликнул:
— Не нужно быть старым для того, чтобы быть храбрым!
Действительно, молодые кавалергарды в первом своем бою проявили необычайную стойкость. Подробнее лишь о двух.
Это прежде всего Александр Альбрехт. Он командовал 1-м взводом 1-го (шефского) эскадрона. Его взвод оказался в рядах эскадрона Репнича. Уверенность в благополучном исходе предстоящего сражения была столь велика у высшего командования, что накануне полку было приказано готовиться к царскому смотру, и кавалергарды чистились, подгоняли новые чепраки, привезенные из Петербурга, и вышли на бой, как на парад. А 1-й взвод с утра повез полковые штандарты в Аустерлиц и, догоняя на марше полк, просто пристроился в хвост колонны. Когда же в бою под Альбрехтом была убита лошадь, корнет со своим вахмистром стали спиной к спине и начали отбивайся от врагов палашами. Вскоре получивший несколько сабельных ран в голову офицер остался один до тех пор, пока был в состоянии держаться на ногах и держать оружие. Позже его нашли в поле и взяли в плен.
Следует подчеркнуть, что все офицеры полка, участвовавшие в сражении, были награждены. Шеф полка генерал-лейтенант Ф. П. Уваров и командир полка генерал-майор Н. И. Депрерадович получили ордена Св. Георгия 3-й степени, полковник Н. Г. Репнин-Волконский — орден Св. Георгия 4-й степени, остальные эскадронные командиры полковники А. Н. Авдулин, Н. В. Титов, С. И. Ушаков, А. Л. Давыдов и адъютанты Уварова штабс-ротмистр П. И. Балабин и поручик А. И. Чернышев — ордена Св. Владимира 4-й степени, все раненые офицеры — золотое оружие (шпаги), все остальные офицеры — Анненские кресты «За храбрость» на шпаги. Юнкера были произведены в офицеры.
Участие полка в последующих событиях в ходе этой кампании не было отмечено особыми успехами, и в апреле 1806 года он возвратился домой. Недолгая мирная жизнь прервалась в феврале 1807 года с началом так называемого Прусского похода. Кавалергарды провели всю кампанию на «вторых ролях». Одними из первых были награждены Знаком отличия военного ордена, учрежденным 13 февраля 1807 года и жалуемым нижним чинам «за заслуги боевые и за храбрость, против неприятеля оказанную», кавалергарды унтер-офицер Егор Иванович Митюхин (знак № 1) и рядовой Карп Савельевич Овчаренко (знак № 3).
Через некоторое время после заключения Тильзитского мира (25 июня 1807 г.) полк вернулся в Петербург. Вновь потекли дни, насыщенные парадами, учениями. В 1811 году в армии появились новые фуражные шапки (пока еще без козырьков у нижних чинов), форма которых, по существу, не изменилась и по сей день. Офицеры полка впервые надели серебряные эполеты.
Убыль нижних чинов компенсировалась, в основном, переводом из армейских полков лучших, «заслуженных храбростью, поведением и образованием» солдат. Например, отличившиеся в боях 1807 года и награжденные Знаком отличия военного ордена Псковского драгунского полка унтер офицер В. Михайлов (знак № 2) и рядовой Н. Клементьев (знак № 4), рядовые Екатеринославского драгунского полка П. Трехалов (знак № 5) и С. Родионов (знак № 7) были переведены в кавалергарды.
Служба в полку на виду у начальства была трудной, донимали муштра, постоянные заботы о поддержании всего имущества в образцовом порядке, но и льгот у гвардейцев было немало, некоторые из них ввел еще Петр I. Так, по традиции нижние чины, «отличные по службе и поведению имели право получать от Государя именинники: фельдфебели — 25 рублей, унтер-офицеры — 10 рублей, рядовые — 5 рублей, да на свадьбу: фельдфебели — по 100 рублей, унтер-офицеры — по 50 рублей, рядовые — по 25 рублей».
Близость ко двору порой ввергала офицеров полка в самые невероятные жизненные ситуации. Памятна трагическая история штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, о которой глухо говорил «весь Петербург». Красавец кавалергард влюбился в замужнюю даму высшего света. Через некоторое время она ответила ему взаимностью. Пылкая любовь продолжалась почти два года. Трагическая развязка наступила в ночь с 4 на 5 октября 1806 года. Охотников, выходя из театра в толпе зрителей, был тяжело ранен неизвестным человеком, который вонзил в него кинжал. Несмотря на тщательный уход и лечение, рана не заживала, и спустя несколько недель офицер скончался. А через полгода на его могиле появился очень дорогой и красивый памятник, «изображавший скалу со сломанным грозою дубом, у подножия скалы на коленях женская фигура в покрывале держит в руках погребальную урну». История не привлекла бы внимания высшего света и наше тоже, если бы возлюбленной молодого кавалергарда не была бы… императрица Елизавета Алексеевна, жена Александра I. Организацию же убийства молва приписывала младшему брату царя — Константину Павловичу.
Вообще взаимоотношения великого князя, занимавшего должность командующего гвардией, с полком всегда были достаточно сложными. Вспыльчивость и придирчивость Константина, далеко не всегда оправданные обстоятельствами, часто порождали конфликты, такие, к примеру, как случай, происшедший во время одного из многочисленных переходов в годы Отечественной войны. Цесаревич, обгоняя полк, увидел едущего в строю в фуражке, а не в каске полковника В. И. Каблукова. Офицеру это было дозволено приказом по полку «вследствие полученных под Аустерлицем трех сабельных ударов в голову». Константин сорвал с полковника фуражку, нагрубил ему, обозвав при этом офицеров полка «якобинцами и вольтерьянцами». Правда, через несколько дней он принес извинения за этот поступок и В. Каблукову, и офицерам.
По иронии судьбы характеристика, данная в запальчивости цесаревичем офицерам, подтвердилась во время событий декабря 1825 года. Из числа кавалергардов (находившихся в строю или служивших в полку ранее) по делу декабристов проходило 28 человек. Заметим, что отношение офицеров полка к последним было в общем отрицательным, хотя многие и жалели их, как своих боевых товарищей, «сбитых с толку вольнодумством». Однако много лет спустя кавалергард Н. С. Мартынов (да, тот самый, который, как написано в его биографии, «имел несчастие убить на дуэли Лермонтова») опубликовал стихотворение «К декабристам», где были такие строки:
«И как нам не почесть участия слезою
Ратующих за чернь вельмож и богачей.
То цвет России был, поблекший под грозою,
И скошенный с земли руками палачей».
Еще позже, в начале нашего столетия, когда готовился к изданию роскошный четырехтомник «Биографии кавалергардов», в предисловии к третьему тому о декабристах упомянуто так: «Биографии этих лиц полк решил не помещать в этом сборнике. Пусть судит их история, но политика не дело воина». Однако в 1977 году в Париже вышло дополнение к третьему тому этого издания под названием «Кавалергарды-декабристы», составленное комиссией, избранной из бывших офицеров полка: В. Н. Звегинцова, барона Г. Г. фон Гротгуса и Д. Давыдова. Не одобряя, разумеется, действий «мятежников», решено было все же издать и их биографии, поскольку в предыдущих томах были помещены материалы об офицерах, причастных к переворотам 1762 и 1801 годов, убийствам императоров Петра III и Павла I. Действия декабристов, как посчитала комиссия, не слишком отличались по характеру от действий их предшественников, и отделять их друг от друга не стоит.
Вернемся, однако, к полку, оставленному нами в Петербурге в 1812 году. Слухи о предстоящей войне все более распространялись по столице. После недолгих сборов 17 марта полк выступил в поход. Гвардейские кирасиры прошли на запад до Вильно. С началом войны в составе 1-й западной армии Барклая де Толли отошли назад. Элитные полки сберегались командованием, и им не пришлось принимать активного участия в боях до дня Бородинского сражения. Под Бородино полк находился в составе 1-й кирасирской дивизии генерал-майора Н. И. Депрерадовича. Командиром бригады, в которую входил, кроме кавалергардов, лейб-гвардии Конный полк, был генерал-майор И. Е. Шевич. Кавалергардским полком, насчитывавшим 559 человек, командовал полковник К. К. Левенвольд.
Полк вступил в сражение во время третьей атаки французов на батарею Раевского, когда, по существу, центр русской позиции был прорван и бригада осталась единственным препятствием на пути врага. «Кавалерия Груши, поддержанная огнем своей пехоты и артиллерии, опрокинув несколько полков 7-й пехотной дивизии (по другим источникам, 24-й пехотной дивизии), врубалась в батарею Костенецкого». Кавалергарды, уничтожив россыпь передовых всадников, двумя линиями эскадронов двинулись рысью под огнем на строившиеся колонны французской кавалерии.
Гибель Левенвольда, на виду полка сраженного картечью, лишь на мгновение смутила кавалергардов — полк врубился в колонну неприятеля, сминая ее. По впечатлениям очевидца, «рукопашный бой между массами смешавшихся наших и французских латников представлял необыкновенное зрелище, в своем роде великолепное, напоминавшее битвы Древних рыцарей… Всадники поражали друг друга холодным оружием среди груд убитых и раненых». Враг был опрокинут и обращен в бегство. Трубачи протрубили сигнал «Аппель!». Здесь следует напомнить, что по существовавшему уставу неприятельскую кавалерию следовало атаковать только сомкнутым «железным» строем, а уже для преследования не выдержавшего натиска врага использовалась «рассыпная атака». По команде «Рознь! Марш! Марш!» следовало «каждому кирасиру не держать ни линии, ни шеренги, а ехать вперед». Стреляли и рубили до тех пор, пока сигнал «Аппель!» не заставлял прекратить преследование и, не мешкая, собираться к своему штандарту. При этом свое место в шеренге можно было не отыскивать, но желательно было найти свою шеренгу (первую или вторую). Место сбора определялось по штандарту, для прикрытия которого всегда оставались с обеих сторон по три ряда кирасир с командиром 3-го взвода, а также замыкающий офицер и трубачи.
Между тем увлекшаяся преследованием группа кавалергардов не сразу восприняла сигнал. Около сотни всадников остановились, лишь увидев перед собой строй французской кавалерии. Гвардейцы мгновенно образовали свой строй. Старший в этом строю поручик П. С. Шкурин оказался в затруднении: стоять нельзя — противник накапливается, вот-вот атакует; развернуться тоже — ударят в спину; атаковать самому — значит нарушить полковой приказ («Аппель!» продолжал звучать). Сомнения разрешил оказавшийся поблизости дивизионный адъютант М. П. Бутурлин, приказавший атаковать. Противник боя не принял, и отряд смог присоединиться к полку.
Около полутора часов провели кавалергарды в огне сражения.
Из рапорта генерал-майора Н. М. Бороздина; «…полки Кавалергардский и лейб-гвардии Конный под предводительством генерал-майора Шевича зачали сей день атакою на неприятеля, завладевшего уже нашею батареею (2-й гвардейской конной батареей), с которой, опрокинув его, содействовали спасению батареи, истребив большую часть покусившихся на сей предмет. Сим остановлено стремление на центр наш, и часть пехоты нашей, которая была уже за неприятельской кавалерией, спасена. В атаке сей имели нещастие потерять отличного полковника Левенвольда, который убит на месте, и командование принял полковник Левашов… Потом… полк Кавалергардский… ударил стремительно на неприятельских кирасир, мгновенно опрокинул оных и, преследуя, сильно поражал».
Многими жизнями заплатили гвардейцы за успех в бою: погиб полковник К. К. Левенвольд — последний представитель своего древнего рода воинов; убит состоявший при генерал-лейтенанте А. И. Остермане-Толстом поручик П. П. Валуев; геройски пал в сражении штабс-ротмистр П. А. Римский-Корсаков, о смерти которого сохранились рассказы французских офицеров такого рода: «Павел Александрович, человек огромного роста и необычайной силы, занесенный конем к неприятелю и окруженный им, на все требования сдачи отвечал ударами палаша, под которыми легло несколько человек, пока выстрел из карабина не положил его на месте».
Всего из состава полка за время Бородинского сражения выбыло 14 офицеров и 93 нижних чина. Оставшиеся в живых офицеры были награждены. Н. Ф. Левашов— орденом Св. Георгия 4-й степени, М. С. Лунин, С. П. Ланской и К. В. Левашов — золотыми шпагами, все остальные — следующими по старшинству орденами, а 63 нижних чина — Знаками отличия военного ордена.
Наконец кампания 1812 года закончилась. Полк получил передышку, пополнился людьми. Приведя себя в порядок, армия снова вышла в поход. Кавалергарды сражались при Кульме, Лейпциге, Фершампенуазе, дошли до Парижа, где закончился их боевой путь. Домой полк вернулся в октябре 1814 года.
Успехи полка в борьбе с Наполеоном были отмечены пожалованием Георгиевских штандартов с надписью: «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года» и 15 Георгиевских труб с надписью: «Кавалергардского полка». 16 портретов бывших кавалергардов и сейчас можно видеть в Военной галерее Зимнего дворца: Ф. П. Уварова, Н. И. Депрерадовича, А. И. Альбрехта, П. И. Балабина, Д. В. Васильчикова, С. Г. Волконского, П. В. Голенищева-Кутузова, Д. В. Давыдова, П. И. Каблукова, В. И. Каблукова, В. В. Левашова, М. И. Палена, Н. Г, Репнина-Волконского, П. П. Сухтелена, В. С. Трубецкого, А. И. Чернышева.
С 1 января 1817 года всем войскам гвардии, армии, гарнизонов и внутренней стражи было повышено жалование ввиду «возвышения цены на все предметы жизненных потребностей и желания соразмерить жалование с существенными надобностями и тем явить новую признательность к заслугам победоносного воинства в последнюю, благополучно оконченную войну».
С тех пор кавалергардам долго не доводилось проявить себя в боях с неприятелем. Прошло почти сто лет, прежде чем гвардейцы вновь повели счет своим победам — уже на фронтах первой мировой войны.
